Олимп - Страница 165

165

Прочистив горло, Гефест нараспев, точно аэд, читает:

Страшно земля зазвучала, и небо широкое сверху,
И Океана теченья, и море, и Тартар подземный.
Тяжко великий Олимп под ногами бессмертными вздрогнул…

По мнению Ахилла, уж лучше бы он перепиливал лиру ржавым клинком. По обе стороны от колесницы простерлись волны; скалистые берега с невообразимой быстротой исчезли за краем окоема. На юге возникает одинокий скалистый остров.

– Зевс только потому добился своего, – не унимается хромоногий, – что вернулся к машинам «постов», пробивающим Брано-Дыры, покинутым на орбите Земли (я имею в виду настоящую Землю, а не вашу трахнутую терраформированную подделку), и вызвал Сетебоса с его яйценосным племенем, дабы сразиться с легионами Крона. Разумеется, сторукие чудовища с их энергетическим оружием и алчной страстью высасывать ужас из грязи одержали победу, а вот отделаться от этих тварей после войны оказалось труднее, чем вывести со штанов пятна дерьма. Да и потом, один из долбаных отпрысков рода титанов, мальчишка Япета, Прометей, оказался двойным агентом. Плюс на четырехсот двадцать четвертом году войны из Брано-Дыры явился клонированный в лаборатории стоглавый монстр Тифон. Вот на что не мешало бы посмотреть. Помню тот день, когда…

– Еще не прилетели? – перебивает его Пелид.

* * *

– Остров, – бормочет Гефест во время спуска, – имеет более восьмидесяти ваших лиг в длину и весь кишит чудовищами.

– Чудовищами? – переспрашивает мужеубийца.

Героя мало занимают подобные глупости. Он хочет немногого: выяснить, куда запропастился Зевс, заставить его приказать Целителю раскрыть чудесные баки для царицы амазонок и получить свою Пентесилею живой и невредимой. Все остальное не имеет значения.

– Чудовищами, – повторяет покровитель огня. – Первые дети Урана и Геи получились демоническими уродами. Зато могучими. Громовержец позволил им разместиться здесь, а не маяться вместе Кроном и Реей во мраке Тартара. Среди них есть и три детеныша Сетебоса.

Ахиллесу начхать на такие мелочи. Он смотрит на стремительно растущий остров, посередине которого вздыбился на утесе гигантский темный замок. В немногочисленных окнах между отвесно поставленными плитами пляшут оранжевые всполохи: можно подумать, крепость объята пожаром.

– В этих краях, – бубнит себе калека, – обитают последние циклопы. А также Эринии.

– Как, и фурии здесь? – произносит сын Пелея. – Я-то считал их мифическими героями.

– Нет, это не миф. – Стремительно развернув повозку, хромоногий направляет коней на открытое ровное пространство на черной скале у подножия центрального замка. Вокруг завиваются и дымятся темные тучи. В долинах с обеих сторон шевелятся странные тени. – Стоит их выпустить, злющие твари проведут остаток вечности, преследуя и карая грешников. Это они – «те, что скитаются во мраке, со змеями вьющимися в волосах, с багровыми глазами, что изливают потоки кровавых слез».

– Давай уже сажай, – говорит быстроногий.

Повозка нежно садится у подножия колоссальной статуи на громадном уступе из черного камня. Слышен скрип деревянных ободьев, и скакуны пропадают из виду. Исчезает и загадочная мерцающая панель, с помощью которой Гефест управлял колесницей.

– Идем, – зовет Гефест и ведет Ахиллеса к широкой и на первый взгляд нескончаемой лестнице по ту сторону изваяния.

Бессмертный приволакивает на ходу больную ногу.

Ахеец не в силах оторвать взора от грозной скульптуры. Она изображает могучего мужчину не ниже трехсот футов ростом, на чьих сильных плечах покоятся земная и небесная сферы.

– Это Япет, – предполагает Пелид.

– Нет, Атлас, – рявкает покровитель огня. – Причем собственной персоной. Старик закоченел здесь навеки.

И вот последняя четырехсотая ступень. Впереди вздымается черная твердыня. Башенки, шпили, фронтоны прячутся в клубящихся облаках. Гефест указывает на две створки высотой пятьдесят футов и на таком же расстоянии друг от друга.

– Здесь каждый день проходят Никта и Гемера, День и Ночь, – шепчет он. – Строго друг за другом, вместе им быть нельзя.

Мужеубийца оглядывается на беззвездное небо и черные тучи.

– Так мы, значит, не вовремя. Зачем нам твоя Гемера? Сам же говорил, у нас дело к Ночи.

– Терпение, сын Пелея, – ворчит калека. Судя по виду, бог чем-то встревожен. Он косится на маленькую выпуклую машинку на своем запястье. – Эос должна взойти… прямо сейчас.

Восточная кромка черного берега на миг озаряется золотым светом, который тут же гаснет.

– Солнечные лучи не проникают сквозь поляризованную эгиду острова, – шелестит голос Гефеста. – Зато снаружи уже настало утро. Над реками Дао и Хармакхис и над восточными грядами Бассейна Эллады скоро покажется солнце.

Кратковечного ослепляет внезапная вспышка. Он только и слышит, как одна из гигантских железных дверей с грохотом захлопывается, другая, скрипнув, распахивается. Когда к человеку возвращается зрение, обе створки уже закрыты, а перед ним возвышается Ночь.

Сын Пелея и морской богини Фетиды, всегда благоговевший перед Афиной, белорукой Герой и их олимпийскими подругами, впервые в жизни чувствует ужас, встретив бессмертное существо. Гефест уже рухнул на колени, изогнув волосатую шею в знак почтения и страха перед кошмарным призраком, однако Ахилл принуждает себя оставаться на ногах и с большим трудом подавляет отчаянное желание сорвать со спины тяжелый щит и укрыться за ним, выставив перед собой короткий богоубийственный кинжал. Бороться или бежать? Мужеубийца выбирает нечто среднее: он уважительно склоняет голову.

165