Конечно, дама, лежавшая перед ним, не оскорбляла взгляда худобой. Многие века не истощили ее мускулов. Волосы отливали не иссиня-черным, как прекрасные локоны Ады, а очень темным каштановым цветом, причем повсюду. Кое-где они блестели, точно медь, в отраженных лучах восходящего солнца, ибо ветер уже рассеял облака над северным склоном горы Джомолунгмы. Харман видел мельчайшие поры на ее коже. Соски на грудях смотрелись не розовыми, скорее бурыми. На уверенном подбородке темнела ямочка – в точности как у Сейви. Недоставало только морщин у рта, на лбу и в уголках глаз.
«Да кто же она?» – в пятидесятый раз изумился про себя муж Ады.
«Какая разница! – прокричала часть его разума. – Если маг не соврал, она – та, с кем тебе нужно заняться сексом; та, кто научит тебя всему необходимому, чтобы вернуться домой».
Похищенный потянулся вперед и чуть опустился на женщину. Та лежала на спине, с руками вдоль боков, ладонями вниз, слегка раздвинув ноги. Ощущая себя последним насильником, Харман правым коленом подвинул левую ногу спящей немного в сторону, а левым – правую. Незнакомка не могла бы открыться ему с большей уязвимостью.
А мужчина еще никогда не был настолько холоден.
Возлюбленный Ады оперся на руки, оказавшись над распростертым телом. Затем он вскинул голову, прорвал тихонько гудящее силовое поле и принялся большими глотками пить студеный воздух. Наклонившись, друг Никого в третий раз почувствовал себя так, словно тонет в теплой воде.
Теперь он опустился на копию Сейви. Дама не шелохнулась. Ее длинные темные ресницы бестрепетно покоились на щеках, а глаза под веками совершенно не двигались, как это часто бывает у спящих. Сколько раз мужчина замечал неуловимые движения, глядя на лицо спящей супруги, озаренное лунным сиянием…
Ада.
Харман зажмурился и вообразил ее – не раненую и потерявшую сознание беженку на вершине Тощей Скалы, какой показала милую красная туринская пелена Просперо, но ту, какой была его супруга последние восемь месяцев в Ардис-холле. Вспомнил, что просыпался по ночам рядом с ней, только бы полюбоваться ее безмятежным сном. Ощутил запах чистого женского тела, которым наслаждался в их спальне в древнем особняке.
Кажется, что-то зашевелилось…
«Не обращай внимания. Пока не думай. Просто вспоминай».
Харман позволил себе воскресить в уме их первую близость с Адой. С тех пор миновало девять месяцев, три недели и два дня. Тогда они, путешествуя вместе с Ханной, Даэманом и Сейви, как раз познакомились с Одиссеем у Золотых Ворот Мачу-Пикчу. В ту ночь каждому выделили для отдыха отдельную комнату – вернее, зеленоватый шар, прилипший к оранжевой башне старинного моста: полупрозрачные сферы висели виноградными гроздьями на горизонтальной распорке в семистах с лишним футах над головокружительно далекими развалинами.
Когда все разошлись по спальням, здорово перепугавшись при виде хрустального пола, как здесь, в гробнице… впрочем, об этом лучше не надо… Харман прокрался к двери молодой женщины и тихо постучал. Хозяйка впустила гостя, и темные глаза ее ярко сверкали.
Вообще-то путешественник пришел побеседовать, а не заниматься любовью. По крайней мере он сам так думал. Однажды Харман уже ранил чувства Ады. Это случилось в Парижском Кратере, в обиталище матери Даэмана Марины, расположенном высоко на бамбуковой башне у края гигантской красноглазой воронки. Зависнув над тысячемильной черной дырой, рискуя умереть – или же лишний раз угодить в орбитальный лазарет, – девушка забралась на балкон к любимому. А мужчина ответил: «Нет». Сказал, что им «нужно подождать». И она согласилась, хотя наверняка ни один мужчина прежде не отвергал прекрасную, темноволосую Аду из Ардис-холла.
Однако в ту, другую ночь, в прозрачном шарике, висящем на Золотых Воротах Мачу-Пикчу, среди каменистых гребней Анд (название Харман узнал гораздо позже), в тысяче футов над развалинами, где обитали страшные тени… Так вот мужчина пришел, чтобы поговорить. О чем же? Ах да, хотел убедить ее остаться в особняке вместе с Одиссеем и Ханной, пока он с ее кузеном и старухой отправится в легендарное место под названием Атлантида: там якобы мог сохраниться космический корабль, который доставил бы путешественников на кольца. Харман был очень убедителен, хотя и бессовестно лгал. Внушая юной Аде, будто бы ей необходимо представить Одиссея обитателям и гостям Ардис-холла и будто бы путешествие не затянется дольше нескольких дней, на самом деле он изнывал от страха, подозревая, что Сейви втянет всех в опасную историю (так оно и вышло, старуха даже поплатилась жизнью), и очень хотел уберечь любимую от грядущих бед. Уже тогда он чувствовал: если с Адой хоть что-нибудь случится, пострадают его собственная плоть и душа.
На девушке была коротенькая сорочка тончайшего шелка. Лунное сияние лежало на бледных руках и ресницах красавицы, а гость совершенно серьезно убеждал хозяйку остаться в Ардис-холле с чужаком по имени Одиссей.
А в конце беседы поцеловал ее. О нет, всего лишь в щечку, словно отец или друг – маленького ребенка перед сном. Это Ада подарила ему настоящий, искренний, продолжительный поцелуй, обвив мужчину руками, прижимая его к себе в лунном и звездном сиянии. Юные груди коснулись Хармана сквозь легкий синий шелк сорочки.
Похищенный вспомнил, как отнес милую к маленькой постели у искривленной невидимой стены обиталища. Девушка помогла ему избавиться от пижамы. Любовники раздевались торопливо, но с какой-то особой, неловкой грацией.