Олимп - Страница 191

191

Немногим больше трех часов ушло на то, чтобы сколотить и установить каркас убежища: стены шестифутовой высоты из бревен от частокола и покатую крышу из досок от бараков, которую накрыли холстиной. Укладывать больных на сырую землю было немыслимо, а делать настоящий пол – занятие хлопотное и занимающее уйму времени, поэтому колонисты, натаскав из бывшего коровника у северной стены охапки сухого сена, застелили его несколькими слоями полотна. Скотина или вся разбежалась, или же пала от рук безголовых чудовищ, однако нынче никто не спешил на поиски в лес, а небесным дозорным на соньере и без того хватало забот.

Поздно вечером укрытие было готово. Ада, которая успела поработать в команде, ладившей новые колодезные ведра и цепи, а потом возглавить отряд могильщиков, лопатами и ломами пробивавших в мерзлой почве неглубокие ямы, вернулась, осмотрела постройку и нашла ее вполне просторной для сорока пяти человек, если те улягутся вплотную друг к другу (предполагалось, что остальные в это время будут охранять спящих), а поесть в ней могли бы при необходимости сразу все пятьдесят три колониста, хотя потесниться пришлось бы изрядно. Лишь три стены состояли из бревен: четвертую, северную, что была обращена к колодцу и двум кострам, сделали в виде полотняного навеса, который почти целиком откинули, чтобы впустить внутрь побольше тепла. Эдида и Ламан, покопавшись на развалинах Ардис-холла, принесли разные железки и керамическую плитку: хотели сделать дымоход, а то и целую трубу, но и это усовершенствование пришлось отложить до следующего дня. Стекла для окон так и не нашли, поэтому прорубили несколько маленьких отверстий на разной высоте во всех деревянных стенах, а потом закрыли на ночь створками и для надежности завесили холстиной. Бывший любитель бабочек предположил, что в случае нападения можно будет укрыться здесь и палить по врагам через бойницы, однако при первом же взгляде на тряпичную четвертую стену становилось ясно: если войниксы ринутся в атаку, колонистам долго не продержаться.

Впрочем, яйцо Сетебоса вроде бы отпугивало чудовищ.

Уже почти стемнело, когда Даэман отвел кузину, Тома и Ламана в сторону от общего костра на пепелище литейного купола Ханны, раскрыл рюкзак и показал друзьям свою добычу. Яйцо все ярче мерцало каким-то болезненным белесым светом; скорлупу изрезали тонкие трещинки, но дырок пока не было.

– И скоро он вылупится? – спросила Ада.

– Я-то откуда знаю? – пожал плечами сын Марины. – Скажу одно: маленький Сетебос внутри еще жив и хочет вылезти наружу. Если приложишь ухо, можешь услышать, как он пищит и чавкает.

– Нет уж, спасибо, – отказалась жена Хармана.

– Что будет, когда он выберется? – произнес Ламан: он с самого начала настаивал на уничтожении яйца.

Даэман пожал плечами.

– О чем ты вообще думал, воруя эту штуковину из гнезда многорукого мозга в сине-ледяном соборе Парижского Кратера? – высказался врач колонистов Том, когда выслушал всю историю.

– Да не знаю я! – простонал кузен Ады. – Думал: почему бы и нет? На худой конец, хоть разузнаем, что это за тварь такая – Сетебос.

– А если мамуля придет за своим малышом? – вмешался Ламан.

Даэман слышал этот вопрос не в первый раз, поэтому снова пожал плечами.

– Если что, мы всегда успеем его прикончить, – глухо промолвил он, глядя, как под сенью деревьев за руинами старого частокола сгущается зимний сумрак.

– Успеем ли? – возразил Ламан. И, положив руку на треснувшую скорлупу, тут же отпрянул, точно обжегшись.

Каждый, кто пробовал прикасаться к яйцу, испытывал гадкое чувство: белесый шар как будто вытягивал из людей силы.

Сын Марины хотел ответить, но Ада опередила его:

– Даэман, не принеси ты сюда эту штуку, большинства из нас уже не было бы в живых. До сих пор яйцо держало войниксов на расстоянии; может, и детеныш, когда вылупится, будет нас защищать?

– Если только не сожрет нас во сне или не позовет на помощь мамку-папку, – буркнул Ламан, покачивая искалеченную правую руку.

Позже, уже с наступлением темноты, к супруге Хармана подошла Сирис и шепотом сообщила о смерти Шермана, одного из серьезно больных. Ада кивнула, подозвала еще двоих – Эдиду и не потерявшего упитанности Раллума; вместе они отнесли безжизненное тело подальше от костра, к поваленным баракам, и прикрыли его камнями и бревнами. Настоящие похороны решили устроить поутру, поскольку дул холодный пронизывающий ветер.

Потом бывшая хозяйка имения простояла четыре часа в дозоре с дротиковой винтовкой, вдали от согревающего костра, в полусотне ярдов от ближайшего дозорного. В больной голове после сотрясения мозга так грохотало, что женщина не заметила бы даже войникса или Сетебоса у себя под ногами. Когда Кауль наконец-то пришел на смену, будущая мать, шатаясь, добрела до забитого до отказа людьми, трясущегося от дружного храпа укрытия и забылась глубоким сном, который уже не могло нарушить ничто, кроме жутких кошмаров.

Даэман разбудил ее перед рассветом, склонившись над кузиной и зашептав ей в ухо:

– Детеныш вылупился.

Ада уселась в полной темноте; вокруг теснились и пыхтели чьи-то тела, и ей почудилось, что страшный сон продолжается. Ах, если бы Харман оказался рядом, тронул милую за плечо, и, раскрыв глаза, она бы зажмурилась от яркого солнечного сияния! Душа ждала объятий – вместо этого студеного мрака, тесноты, толкающихся чужаков и тревожных бликов угасающего костра, пляшущих на холстине.

– Он вылупился, – еле слышно повторил сын Марины. – Не хотел тебя будить, но надо же что-то решать.

191