Олимп - Страница 198

198

– Нет, ну ради всего святого! – возмутился генерал Бех бин Адее.

– Почему же, – сказал иониец. – Если предположить существование бесконечного или приблизительно бесконечного ряда альтернативных вселенных, то многие из них непременно сотворены одною лишь силой человеческого гения – сингулярностью гения – анализатора белловских состояний, источника чистой квантовой пены реальности.

– Метафизика, – ошеломленно проговорил Чо Ли.

– Чушь собачья, – изрек Сума Четвертый.

– Да нет, все было именно так, – возразил Орфу. – Что мы имеем? Терраформированную Красную планету с измененной силой гравитации. Вероятно ли, чтобы подобное преобразование заняло всего лишь несколько лет? Вот что я называю чушью собачьей. У нас весь Марс уставлен изваяниями Просперо, а вулкан Олимп заселен древнегреческими богами, которые шастают через пространство и время к иной Земле, покуда Гектор с Ахиллом бьются, решая судьбу Илиона. Вот что такое чушь собачья. Если только…

– Если только мы не поверим, будто «посты» открыли порталы именно в те миры, которые были созданы прежде могучей силой человеческого гения, – закончил первичный интегратор Астиг-Че. – Что сразу объясняет и статуи Просперо, и калибановидных тварей на Земле, и присутствие на планете Илиона Ахилла, Гектора с Агамемноном и прочих людей.

– А как же быть с греческим пантеоном? – усмехнулся Бех бин Адее. – Кого мы повстречаем дальше? Иегову? Будду?

– Возможно, – ответил слепец. – Но я бы скорее предположил, что наши знакомые олимпийцы – это «посты»-трансформеры, сбежавшие сюда четырнадцатью веками ранее.

– С какой стати им превращаться в богов? – усомнился Ретроград Синопессен. – Особенно в тех, чья сила происходит от нанотехнологий и квантовых фокусов?

– А почему бы нет? – спросил Орфу. – Бесконечная жизнь, выбор пола, возможность разделить ложе с любым кратковечным, разведение уймы бессмертных и бренных отпрысков, которых «посты», судя по всему, не могли производить на свет самостоятельно… Я уж не говорю о десятилетней шахматной партии под названием «Осада Трои».

Маленький европеец потер висок.

– Получается, терраформирование и перемена гравитации на Марсе…

– Да, – подтвердил гигантский краб. – Работы здесь – почти на четырнадцать веков, а не на три года. И это при божественных квантовых технологиях.

– Выходит, – начал капитан подлодки, – где-то там, внизу, обитает настоящий Просперо? Просперо из «Бури» Шекспира?

– Или кто-нибудь… что-нибудь в этом роде, – закончил иониец.

– А как же мозг-урод, явившийся из Брано-Дыры на Землю несколько дней назад? – Голос ганимедянина Сумы Четвертого звенел от гнева. – Он что, тоже персонаж из вашей драгоценной человеческой литературы?

– Возможно, – откликнулся Орфу. – Роберт Браунинг написал однажды поэму «Калибан о Сетебосе», в котором чудовище из шекспировской «Бури» рассуждает о своем божестве, описанном у поэта очень скупо: «многорукий, словно каракатица», существо весьма своенравное, вскормленное на страхе и жестокости.

– Твои домыслы переходят все границы, – произнес Астиг-Че.

– Да, – согласился гигантский краб. – Однако тварь, которую мы недавно сфотографировали, выглядит как исполинский человеческий мозг, бегающий на длинных руках. Невероятный плод эволюции в любом из миров, или вам так не кажется? Впрочем, Роберт Браунинг обладал весьма живым и богатым воображением.

– А не ждет ли на Земле еще и Гамлет? – съехидничал Сума Четвертый.

– О! – вырвалось у маленького европейца. – О! О, вот было бы славно…

– Прошу не отвлекаться, – вмешался первичный интегратор. – Орфу, откуда ты все это взял?

Иониец испустил вздох. Вместо вербального ответа голографический проектор из устройства связи на помятом и поцарапанном панцире краба передал изображение, которое тут же зависло над навигационным столом. Это была виртуальная полка с шестью довольно увесистыми фолиантами. Одна из книг – Манмут успел заметить заглавие: «В поисках утраченного времени. Том третий. У Германтов» – раскрылась на четыреста сорок пятой странице. Картинка увеличилась, так что стало возможно прочесть печатный шрифт.

Внезапно любитель Шекспира сообразил: ведь Орфу оптически слеп и, значит, не видит, что именно показывает сейчас. Неужели ему пришлось запоминать эти книги страница за страницей? От этой мысли хотелось плакать.

Манмут вместе с другими прочел парящий в воздухе текст: «Люди со вкусом говорят нам сегодня, что Ренуар – великий живописец восемнадцатого века. Но они забывают о Времени и о том, что даже в конце девятнадцатого века далеко не все отваживались признать Ренуара великим художником. Чтобы получить такое высокое звание, и оригинальный художник, и оригинальный писатель действуют по способу окулистов. Лечение их живописью, их прозой не всегда приятно для пациентов. По окончании курса врач говорит нам: „Теперь смотрите“. Внезапно мир (сотворенный не однажды, а каждый раз пересоздаваемый новым оригинальным художником) предстает перед нами совершенно иным и вместе с тем предельно ясным. Идущие по улицам женщины не похожи на прежних, потому что они ренуаровские женщины, те самые ренуаровские женщины, которых мы когда-то не принимали за женщин. Экипажи тоже ренуаровские, и вода, и небо; нам хочется побродить по лесу, хотя он похож на тот, что, когда мы увидели его впервые, казался нам чем угодно, только не лесом, а, скажем, ковром, и хотя в тот раз на богатой палитре художника мы не обнаружили именно тех красок, какие являет нашему взору лес. Вот она, новая, только что сотворенная и обреченная на гибель вселенная. Она просуществует до следующего геологического переворота, который произведут новый оригинальный художник или новый оригинальный писатель».

198