Мойра подвинула стул и села рядом с Харманом. На ней был все тот же суровый наряд путешественницы, разве что несколько иной расцветки.
Человек не мигая смотрел на нее.
– Ты знала Сейви в молодости, хотя отрицала это перед ее друзьями на вечеринке Финального факса, устроенной на крыше затонувшего здания Эмпайр-Стейт-Билдинг в Нью-Йоркском архипелаге, а ведь сама навестила покойницу в Антарктике двумя днями раньше.
– Черт побери, откуда такие сведения? – спросила дама.
– Подруга Сейви пыталась найти ее вместе со своим любовником по имени Пинхас и даже описала их приключения в коротком эссе. Его успели распечатать и переплести перед самым наступлением Финального факса, и книга чудом угодила в библиотеку твоего приятеля Фердинанда Марка Алонцо.
– А Петра-то откуда проведала, что я побывала у Сейви перед нью-йоркской вечеринкой?
– Полагаю, они с Пинхасом нашли какие-то записи в ее жилище на горе Эребус, – отозвался Харман.
Кофе не очень-то помог ему избавиться от пульсирующей мигрени.
– Ну что ж, теперь тебе все обо всем известно, не так ли? – произнесла Мойра.
Мужчина рассмеялся в голос, но тут же пожалел об этом.
– Нет, – возразил он через некоторое время, поставив чашку обратно и потирая правый висок. – Я узнал ровно столько, чтобы понять, как мало знаю. Кроме того, в мире осталась сорок одна библиотека, в хрустальные чертоги которой я еще не погружался.
– Вот это тебя точно убило бы, – изрек Просперо.
Сию минуту Харман и сам был не прочь расстаться с жизнью. Каждый взгляд отзывался в голове дикой пульсирующей болью. Мужчина отпил из чашки, надеясь, что тошнота не вернется. Вагон продолжал со скрипом ехать вперед, покрывая (как узнал его пассажир) более двухсот миль в час, и назойливое покачивание туда-сюда отнюдь не способствовало успокоению желудка.
– Хотите расскажу вам об Александре Гюставе Эйфеле? Родился он в Дижоне пятнадцатого декабря тысяча восемьсот тридцать второго года н. э. В тысяча восемьсот пятьдесят пятом окончил центральную школу искусств и ремесел в Париже. Прежде чем предложить идею башни для Всемирной выставки тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, он уже спроектировал вращающийся купол обсерватории в Ницце, а также каркас для статуи Свободы в Нью-Йорке. Потом он…
– Прекрати! – рявкнула Мойра. – Хвастуны нигде не в почете.
– Кстати, шут возьми, где мы? – Харман с усилием поднялся на ноги и раздвинул шторы.
Вагон проплывал в семистах футах над красивой лесистой равниной. Внизу змеилась речка. Вдали, у линии горного хребта, темнели едва заметные развалины старинной крепости.
– Только что миновали Кагор, – пояснил маг. – На следующей станции повернем на юг, по направлению к Лурду.
Муж Ады потер воспаленные глаза, но все-таки распахнул стеклянную дверь и шагнул наружу. Развернутое перед вагоном силовое поле не позволило ураганному ветру сдуть пассажира с балкона.
– А что такое? – поинтересовался Харман через открытую дверь. – Разве не хотите заскочить на север, к своему приятелю, в собор из голубого льда?
Мойра изумленно подняла брови.
– Это еще из какого тома? В Тадже ничего подобного…
– Не было, – согласился мужчина. – Зато мой друг Даэман застал начало всех этих бедствий: он видел, как Сетебос явился на планету. Из книг я понял, что именно сделает многорукий в Парижском Кратере. Так он до сих пор здесь? На Земле, я имею в виду?
– Да, – отозвался Просперо. – Только он нам не приятель.
Харман пожал плечами.
– Это вы двое притащили его сюда в самый первый раз. И прочих тоже.
– Мы не хотели, – сказала Мойра.
Мужчина не выдержал и расхохотался, невзирая на лихорадочный стук в мозгах.
– Нет, это надо же, – вымолвил он, – сначала они находят дверь между измерениями, раскрывают ее во тьму, не запирают за собой, а потом, увидев на пороге воплощенное порождение мрака, говорят: «Мы не хотели!»
– Ты многому научился, – заметил старец, – но далеко не всему необходимому, дабы…
– Да-да, конечно, – перебил его Харман. – Поверь, я бы слушал гораздо внимательней, если б не знал, что ты явился в наш мир через ту же дверь, заодно с нашими нынешними врагами. «Посты» целую тысячу лет искали контакта с пришельцами, чужаками. Ради этого они переиначили квантовую структуру всей Солнечной системы, а получили в гости мозг с руками, да престарелого кибервируса из пьесы Шекспира.
Седовласый маг лишь усмехнулся в ответ. Женщина раздраженно тряхнула головой, налила себе кофе и выпила, не проронив ни слова.
– Даже если мы пожелаем нагрянуть к Сетебосу, – проговорил Просперо, – это невыполнимо. Со времен вируса Рубикона в Парижском Кратере нет ни одной башни-станции.
– Ну да. – Харман вернулся в комнату, взял со стола чашку и стоя допил свой кофе. А потом резко выпалил: – Почему я не могу свободно факсовать?
– Что? – переспросила Мойра.
– Почему? Я уже знаю, как вызвать функцию без помощи воображаемых фигур, но даже теперь ничего не выходит. Мне нужно обратно в Ардис.
– Сетебос отключил факс-систему планеты, – ответил маг. – Как павильоны, так и свободное перемещение.
Мужчина кивнул, задумчиво потер подбородок и щеки. Ладонь оцарапала полуторанедельная поросль, почти полноценная борода.
– Стало быть, вы двое, да еще, наверное, Ариэль, можете квант-телепортироваться куда вам вздумается, а я сиди в этом чертовом вагончике, будто приклеенный, до самой Атлантической Бреши? Вы что, всерьез решили, что я доберусь пешим ходом по дну океана до Северной Америки, а там и до Ардиса? Да прежде Ада умрет от старости.