Олимп - Страница 54

«Амазонки!»

Манмут наконец догнал своего друга. Большинство ахейцев уже привыкли к виду маленького моравека и, едва удостоив создание из металла и пластика беглым взглядом, снова повернулись к отряду всадниц.

– В чем дело? – поинтересовался европеец по-английски.

Вместо того, чтобы ответить ему на том же языке, схолиаст процитировал:

Ducit Amazonidum lunatis agmina peltis
Penthesilea furens, mediisque in milibus ardet,
aurea sunectens exwerta cingula mammae
bellatrix, audetque viris concurrere virgo.

– Только не заставляй меня скачивать в банки памяти еще и латынь, – испугался Манмут.

В пяти ярдах от них огромные кони остановились как вкопанные, слушаясь поводьев. Над ахейцами повисло большое облако пыли.

– «Вот амазонок ряды со щитами, как серп новолунья, – перевел Хокенберри, – Пентесилея ведет, охвачена яростным пылом, груди нагие она золотой повязкой стянула, дева-воин, вступить не боится в битву с мужами».

– Час от часу не легче, – съехидничал моравек. – Да, но латинский язык… Полагаю, это не Гомер?

– Вергилий, – шепнул ученый в наступившей тишине, среди которой удар копыта о камень мог бы оглушить, словно взрыв. – Нас непонятным образом занесло в «Энеиду».

– Час от часу не легче, – только и повторил Манмут.

– Роквеки загрузили всю технику, – известил Орфу. – Минут через пять они отчаливают. Кстати, тебе нужно знать еще кое-что. «Королева Мэб» улетает раньше намеченного срока.

– Насколько раньше? – с упавшим полуорганическим сердцем осведомился Манмут. – Мы обещали Хокенберри двое суток на размышления и переговоры с Одиссеем.

– Что ж, теперь у него меньше часа, – отрезал иониец. – Минут за сорок мы успеем накачать всех роквеков препаратами, распихать их по полкам и убрать оружие в хранилища. К тому времени вы оба должны либо вернуться, либо остаться.

– А как же «Смуглая леди»? – Маленький европеец покаянно подумал, что даже не испытал многие из рабочих систем своей подлодки.

– Ее уже грузят в отсек, – сообщил Орфу. – Я чувствую, как сотрясается корабль. Закончишь свои проверки по дороге. Не тяни там, дружище.

Линия затрещала, потом зашипела и умолкла.

Из-за спин воинов, построившихся на тонкой передовой линии, Хокенберри наконец разглядел, насколько громадны скакуны амазонок. Словно першероны. Кроме того, Вергилий, царство ему небесное, оказался прав: каждая из отважных наездниц оставляла левую грудь нагой. Что ж, это здорово… отвлекало.

Ахиллес неторопливо выступил вперед на три шага и встал в такой близости от коня блондинки-царицы, что мог бы погладить его по морде. Однако не сделал этого.

– Чего ты желаешь, о женщина? – вопросил мускулистый великан необычно мягким и тихим голосом.

– Я Пентесилея, дочь бога войны Ареса и повелительницы амазонок Отреры, – изрекла красавица, глядя на него с высоты. – И я желаю твоей гибели, сын Пелея.

Быстроногий запрокинул голову и рассмеялся – настолько легко и беззаботно, что Хокенберри внутренне содрогнулся.

– Ответствуй мне, женщина, – по-прежнему спокойно спросил он, – как ты осмелилась бросить вызов самым доблестным героям своей эпохи, тем, кто не дрогнув взял в осаду Олимп? Многие из нас происходят от крови великого Зевса Кронида. Ты в самом деле решила сражаться с нами, о женщина?

– Другие могут бежать и спасать свои шкуры, если хотят, – в тон ему, но гораздо громче провозгласила Пентесилея. – Я не намерена биться с Аяксом Теламонидом, ни с сыном Тидея, ни с отпрыском Девкалиона, ни с Лаэртидом, ни с любым из собравшихся. Только с тобой.

Перечисленные мужи – Большой Аякс, Диомед, Идоменей и Одиссей – недоуменно округлили глаза, посмотрели на предводителя и разом расхохотались. Между тем с тыла приближались пять или шесть десятков ахейцев во главе с Мепом Эхуу.

Хокенберри не заметил, как быстро повернулась красно-черная голова моравека; он и не ведал, что центурион-лидер по личному лучу сообщает Манмуту о скором крахе Брано-Дыры.

– Ничтожный, ты оскорбил богов, бессмысленно напав на их жилище! – воскликнула царица, возвышая голос так, чтобы даже мужчины в сотнях ярдов ясно ее слышали. – Ты причинил зло троянцам, осадив их родной город. Но нынче пробил твой смертный час, о женоубийца Ахилл. Готовься сражаться.

– Боже, – произнес по-английски европеец.

– Господи Иисусе, – прошептал схолиаст.

Чертова дюжина амазонок, завизжав на своем наречии, пришпорили боевых коней. Исполинские скакуны устремились в атаку. Воздух наполнили копья, стрелы и грохот бронзовых наконечников о латы и расторопно воздетые щиты.

20

На побережье северного марсианского моря, которое обитатели Олимпа нарекли Северным океаном или морем Фетиды, маленькие зеленые человечки, прозванные зеками, воздвигли более одиннадцати тысяч колоссальных голов из камня. Изваяния схожи друг с другом и высотой – ровно двадцать метров, – и внешним видом. Каждое изображает лицо сурового старца: нос, напоминающий хищный клюв, тонкие губы, огромный лоб, сдвинутые брови, мощный затылок, волевой подбородок и кайма длинных волос, зачесанных за уши. Камень для строительства берется из гигантских карьеров, прорубленных в естественном нагромождении скал, окрещенном Лабиринт Ночи, на западном краю бессточного моря протяженностью четыре тысячи двести километров, заполняющего расселину, известную как долина Маринера. Маленькие зеленые человечки грузят необработанные глыбы на широкие баржи, переплывают всю расселину, после чего фелюги с треугольными парусами помогают им пристать к берегу, где сотни дожидающихся МЗЧ спускают каждый валун на землю и прямо на месте обтесывают, добиваясь нужного сходства. Почти завершив работу, зеки вкатывают кусок марсианской скалы на подготовленную заранее каменную площадку основания (порой для этого приходится доставлять голову по трясинам и топям, а иногда поднимать вверх по скале) и лишь потом ставят голову стоймя, используя системы из блоков, канатов и зыбучего песка, опускают шейный стержень в каменную нишу и раскачивают изваяние, пока то не займет положенную ему позицию. Команда из двенадцати МЗЧ высекает волнистые волосы, в то время как прочие существа отправляются работать над следующей статуей.