Олимп - Страница 60

Пелид сделал шаг вперед и выбросил тяжелый кулак. Удар пришелся по скуле и челюсти. Желтые зубы мерзавца все до единого брызнули вон, и Терсит, перелетев через тела коня и Пентесилеи, рухнул в пыль. Кровь хлынула у него и носом, и ртом.

– Ни могилы тебе, наглец, ни погребения, – произнес Ахиллес. – Как-то раз ты скалил зубы над Одиссеем, и сын Лаэрта простил обиду. Теперь надумал издеваться надо мной, и я тебя прикончил. Сын Пелея не потерпит насмешек и никогда не оставит насмешника безнаказанным. Давай же катись в Аид и дразни там бесплотные тени своими жалкими остротами.

Терсит закашлялся кровью, захлебнулся блевотиной и без промедления испустил дух.

Герой осторожно, чуть ли не с нежностью, потянул на себя копье – вначале из праха, потом из конского трупа, затем уже из тихо содрогающейся груди красавицы. Ахейцы отступили еще дальше, недоумевая, почему это вдруг мужеубийца стенает и плачет.

– «Aurea cui postquam nudavit cassida frontem, vicit victorem candida forma virum», – снова пробормотал Хокенберри. – «Но когда шлем золотой с чела ее пал, победитель был без сраженья сражен светлой ее красотой»… – Он посмотрел на Манмута. – Проперций, книга третья, одиннадцатая поэма «Элегий».

Моравек потянул схолиаста за руку.

– Слушай, кое-кому придется сложить элегию про нас двоих, если не унесем отсюда ноги. Причем сейчас же.

– Почему? – Хокенберри огляделся и заморгал.

Оказалось, вокруг началось великое отступление. Под вой сирен потоки людей на колесницах и пешим ходом текли в сторону Браны; солдаты-роквеки сновали между ними, подгоняя отступающих громкими голосами. Однако вовсе не тревожные выкрики выходцев из иного мира заставляли кратковечных ускорять шаг. Олимп извергался.

Земля… ну, то есть марсианская земля… тряслась и содрогалась. Воздух наполняло серное зловоние. Далеко за спинами удаляющихся троянцев и аргивян грозный пик мрачно багровел под эгидой, выбрасывая к небу столпы огня высотою во многие мили. На верхних склонах величайшего в Солнечной системе вулкана уже показались алые реки раскаленной лавы. Атмосфера сгустилась и потемнела от красной пыли, а также от гадкого запаха страха.

– Что здесь творится? – спросил Хокенберри.

– Боги вызвали нечто вроде извержения. Да, и еще Брано-Дыра закроется с минуты на минуту, – пояснил моравек, отводя схолиаста прочь от коленопреклоненного Ахиллеса, проливающего слезы над павшей царицей.

Обобрав остальных амазонок, участники недавнего сражения, кроме самых главных героев, стремились догнать товарищей.

– Вам надо немедленно выбираться оттуда, – передал Орфу по личному лучу.

– Да, мы уже заметили извержение … – откликнулся маленький европеец.

– Это мелочи, – перебил товарищ. – По нашим данным, пространство Калаби-Яу сворачивается обратно в состояние черной дыры и червоточины. Струнные реакции неустойчивы. Олимп может и не успеть разнести на куски эту часть планеты. У вас не больше нескольких минут, и Дырка исчезнет. Так что скорее тащи Хокенберри и Одиссея на корабль.

– Одиссей? – спохватился Манмут. Хитроумный ахеец беседовал с Диомедом примерно в тридцати шагах от них. – Хокенберри не успел поговорить с ним, не то что убедить героя лететь с нами. Скажи, Лаэртид нам действительно нужен?

– Анализ первичных интеграторов подсказывает, что да, – подтвердил иониец. – Кстати, мы наблюдали за битвой через твои видеоканалы. Чертовски занятное зрелище.

– А для чего нам Одиссей? – не сдавался европеец.

Земля гудела и колебалась. Безмятежное северное море утратило свое обычное спокойствие. У прибрежных скал бушевали исполинские буруны.

– Откуда мне знать? – хмыкнул Орфу. – Я тебе что, первичный интегратор?

– Может, есть предложения, как нам сейчас поступить? – передал Манмут. – Судя по всему, еще минута – и сын Лаэрта вместе с прочими военачальниками, исключая Ахилла, вскочит на колесницы и уберется восвояси подобру-поздорову. Весь этот шум и вонь от вулкана сводят коней с ума… Да и людей тоже. Никто не подскажет, как привлечь внимание Одиссея в подобных обстоятельствах?

– Придумай что-нибудь, – посоветовал иониец. – Разве капитаны европейских подлодок не славятся умением взять на себя инициативу?

Манмут покачал головой и направился к центурион-лидеру Мепу Эхуу. Роквек при помощи громкоговорителя убеждал отступающих отступать еще быстрее. Впрочем, даже его усиленный голос тонул в рокоте Олимпа, топоте подков и обутых в сандалии ног.

– Центурион-лидер? – обратился маленький моравек напрямую по одному из тактических каналов связи.

Двухметровый воин развернулся и замер по стойке «смирно».

– Да, сэр.

С формальной точки зрения, Манмут не имел командирского звания, однако на деле роквеки видели в нем и Орфу как бы преемников легендарного Астига-Че.

– Отправляйтесь к моему летательному аппарату и ждите дальнейших указаний.

– Есть, сэр.

Передав громкоговоритель и свои полномочия одному из коллег, Меп Эхуу трусцой побежал на место.

– Надо заманить Одиссея к шершню, – прокричал моравек товарищу. – Поможешь?

Хокенберри, переводивший испуганный взор с недоступной, содрогающейся вершины Олимпа на мерцающую Дыру и обратно, рассеянно взглянул на европейца, потом кивнул и пошагал вместе с ним к ахейским полководцам.

Бодро миновав Аяксов, Идоменея, Тевкра и Диомеда, друзья подошли к Лаэртиду, который молча, нахмурив брови, смотрел на Ахилла. Хитроумный тактик казался погруженным в раздумья.