Олимп - Страница 130


К оглавлению

130

Да, вот о чем денно и нощно стенал я месяц и даже три недели назад… Но утро настало, и посмотрите, как переродился мир, возлюбленные троянцы! Зевс отозвал от города всех богов – и тех, кто желал избавления Илиона, и тех, кто жаждал нашей погибели! Отец бессмертных поразил ударом небесной молнии даже Геру! Всемогущий Кронид спалил ахейские черные корабли, повелев бессмертным возвращаться на Олимп и принять заслуженную кару за неповиновение! Как только боги перестали наполнять наши дни и ночи огнем и грохотом, Гектор повел войска от победы к победе. Исчез Ахилл, некому больше остановить моего благородного сына. Аргивских свиней оттерли к берегу, к обгорелым остовам черных судов. Южные шатры порваны в клочья, северные сожжены дотла.

И вот враг зажат в кольцо. На западе теснят его доблестные троянцы с Гектором во главе, Эней со своими дарданцами, Акамас и Архилох, оба сыны Антенора, искусные в битвах.

На юге дорогу к отступлению отрезают блистательные отпрыски Ликаона и наши верные союзники из священной Зелии, что при подошве холмистой Иды, Зевсова престола.

На севере на пути врага встали Адраст и Амфий в полотняной броне, предводители мужей Апеза и Адрастеи, облеченных в пышные латы из бронзы и золота, которые были сорваны с ахейцев, павших при стремительном отступлении.

Любезные нам Гиппофоой и Пилей, пережившие десять лет резни, чаяли сложить головы вместе с троянскими друзьями и братьями, но вместо этого нынче ведут на рать смуглокожих пеласгов бок о бок с военачальниками Абидоса и дальней Арисбы. Нет, не поражение, не постыдная смерть ожидали наших сынов и союзников! Не пройдет и нескольких часов, как они увидят голову ненавистного Агамемнона, вознесенную на острие копья! Грозные фракийцы, пеласги, копьеборные киконы, криволукие пеоны, пафлагоны, гализоны и троянцы узрят окончание этой долгой войны и вскоре по заслугам добудут золото низложенных аргивян, богатые доспехи Атрида и его бесчисленных ратников! Крутобокие черные корабли уже не спасут греческих царей; каждый, кто явился на нашу землю грабить и убивать, будет убит и ограблен!

Слово Зевса непреложно: в сей судьбоносный день благосклонные боги позволят моим друзьям и близким насладиться полной победой на глазах у врагов. Вкусим же блага мира! Приготовимся же к нынешнему вечеру, дабы с ликованием встретить Гектора и Деифоба, устроим празднество на целую неделю – нет, на месяц! – да с подлинным размахом, чтоб ваш смиренный слуга Приам покинул сей мир счастливым человеком!

Так вещал повелитель Илиона, отец благородного Гектора, а Хокенберри не верил своим ушам.

Выскользнув из толпы знатных дам, Елена сошла по широким ступеням в город в обществе одной лишь воинственной рабыни Гипсипилы. Схолиаст укрылся за широкой спиной дородного стражника, подождал, пока дщерь Зевса и Леды не скрылась из виду, и двинулся следом.

Женщины повернули в тесный проулок, почти утонувший в тени западной городской стены. Ученый сразу смекнул, куда они направляются. Несколько месяцев назад, когда Елена вдруг прекратила встречаться с ним, Томас из ревности принялся следить за красавицей. Так он нечаянно раскрыл секрет Андромахи: прознал о тайных чертогах, где она прячет Астианакса, доверив мальчика неусыпным заботам Гипсипилы и еще одной няньки. Сам Гектор еще не ведал о том, что его первенец жив и здоров, что мнимое убийство младенца руками Афины и Афродиты было хитро подстроено Союзом Троянок, дабы положить конец осаде и обратить ярость благородного Приамида против самих бессмертных.

«Хитро придумано», – хмыкнул про себя Хокенберри, наблюдая за дамами с безопасного расстояния. Битва с Олимпом завершилась, да и Троянская война, похоже, близится к неминуемому концу.

Двери нужного дома стерегли киликийские ратники; если допустить туда женщин… Ученый нагнулся, поднял тяжелый, гладкий овальный булыжник и зажал его в кулаке.

«Я что, и впрямь собираюсь убить Елену?» Ответа не было. Пока не было.

Красавица и ее спутница замешкались у ворот, ведущих во внутренний двор тайных чертогов, когда схолиаст неслышно настиг обеих и постучал по смуглому плечу рабыни с Лесбоса.

Гипсипила круто развернулась.

Хокенберри замахнулся и со всей силы ударил великаншу в челюсть. Камень в руке мало помог ему: пальцы едва не разбились о мощную кость. Пошатнувшись, точно свергнутая статуя, рабыня грохнулась наземь, попутно задев головой за дверь, да так и осталась лежать – судя по всему, без сознания и с переломом челюсти.

«Великолепно, – мелькнуло в голове схолиаста. – Впервые за десять лет ты наконец-то ввязался в битву. Справился с бабой, поздравляю».

Елена отпрянула, из рукава в ее ладонь выскользнул острый кинжал, однажды уже отыскавший дорогу к сердцу ученого. Мужчина стремительно перехватил ее запястье, вывернул и прижал кисть изменницы к грубо обтесанной двери, после чего почти негнущейся кровоточащей рукой вытащил из-за пояса собственный длинный клинок и ткнул острие в мягкую плоть чуть ниже подбородка. Женщина уронила нож.

– Хок-эн-беа-уиии, – произнесла она, откинув голову.

С лезвия закапала кровь.

Ученый замер. Больная рука задрожала. Нет, если он собирается сделать это, нужно действовать быстро, пока красавица не начала говорить. Она предала его, вонзила нож в сердце и бросила умирать. Зато как восхитительны были их ночи любви!

– Ты все-таки бог, – прошептала Елена, расширив глаза, но не показывая страха.

– Ошибаешься, – процедил он сквозь зубы. – Я просто кот. Одну запасную жизнь мне уже подарили, вторую забрала ты, осталось еще семь.

130