Олимп - Страница 131

131

Не обращая внимания на кинжал у горла, женщина рассмеялась.

– Вспомнил про девять кошачьих жизней? Какой интересный образ. Умеешь ты играть словами… хоть и чужеземец.

«Сейчас же решайся, прикончить ее или нет… Бред какой-то».

Схолиаст отвел клинок, но прежде, чем Елена Троянская шевельнулась или вымолвила хотя бы звук, намотал на левый кулак ее черные волосы и с кинжалом у ребер потащил женщину за собой прочь из переулка, от дома Андромахи.

Они описали круг и вернулись к заброшенной башне с видом на Скейские ворота, той самой, где Хокенберри наткнулся на прячущихся Менелая с Еленой и где красавица заколола его после того, как ученый честно квитировал ее супруга в стан Агамемнона. Мужчина поволок Елену по узкой витой лестнице – на самый верх, к открытой площадке, стены которой были разрушены несколько месяцев назад, во время божественной бомбежки.

Взобравшись, он толкнул пленницу к обрывистому краю, но так, чтобы снизу ее не заметили.

– Раздевайся, – бросил схолиаст.

Дочь Зевса откинула волосы с глаз.

– Думаешь овладеть мной, а потом уже сбросить вниз?

– Раздевайся.

Готовый в любую секунду пустить в ход клинок, он сделал шаг назад. Елена выскользнула из многослойных шелковых одежд. Утро выдалось теплое по сравнению с тем памятным днем, когда Хокенберри перенесся на «Королеву Мэб» (тем зимним днем, когда предательница воткнула нож ему в сердце), однако здесь, высоко над городом, свистел студеный ветер. Соски красавицы выпятились и затвердели, живот и голые руки покрылись гусиной кожей. Каждый упавший предмет одеяния ученый пинком отбрасывал в сторону. Затем, не сводя настороженного взгляда с Елены, ощупал мягкий шелк и подкладку. Он искал другие спрятанные кинжалы, но их не было.

Осиянная утренними лучами пленница стояла перед ним, чуть расставив ноги, не пытаясь прикрыть ни белую грудь, ни лобок, но свободно опустив по бокам грациозные руки. Под гордо поднятым подбородком алела тонкая линия. Во взоре читался спокойный вызов и вместе с тем легкое любопытство: что же дальше? Даже кипя от гнева, Хокенберри не удивлялся, как эта женщина заставила сотни тысяч доблестных мужей убивать и калечить друг друга. Его поразило другое. Оказалось, Томас мог испытывать столь исступленную, кровожадную ярость – и в то же время желать постельных утех. Семнадцать суток в условиях повышенной гравитации сделали свое дело: на Земле профессор чувствовал себя могучим богатырем, способным поднять красавицу одной левой, без усилий отнести куда угодно и сделать с роскошной добычей все, что ему заблагорассудится.

Схолиаст швырнул невесомые тряпки ей под ноги.

– Одевайся.

Опасливо косясь на своего похитителя, Елена подобрала одежду с пола. От Скейских ворот долетели крики, аплодисменты, кто-то стучал тупыми концами копий по звонким щитам: это Приам окончил торжественную речь.

– Расскажи, что здесь творилось, пока меня не было, – буркнул ученый.

– Так вот зачем ты вернулся, Хок-эн-беа-уиии? – сказала красавица, укрепляя низкий лиф. – Интересуешься последними новостями?

Мужчина жестом повелел ей сесть на обломок большой плиты и сам опустился на камень, держась на расстоянии в шесть футов. Даже вооружась кинжалом, не стоило подпускать коварную слишком близко.

– Выкладывай все, что случилось с тех самых пор, как я исчез, – снова потребовал Томас.

– Не хочешь узнать, почему я тебя зарезала, Хок-эн-беа-уиии?

– А что непонятного? – В голосе схолиаста звучала усталость. – Я, как последний дурак, переношу твоего обманутого мужа за городские стены, а ты и не думала отправляться за ним. Если б ахейцы ворвались в Трою, в чем уже никто не сомневался, то в случае моей гибели было бы на кого свалить вину за новое предательство. Да, но Менелай бы все равно тебя прикончил. Пусть ум у него и не острее завалящего клинка, можешь поверить: пережив такое, мужчина начинает смекать что к чему, и в следующий раз его так просто не проведешь.

– О да, он убил бы меня, Хок-эн-беа-уиии. Дело не в этом. Я причинила тебе боль только ради того, чтобы не оставить выбора самой себе. Так, чтобы поневоле остаться в городе.

Бывший служитель Музы попытался напрячь мозги. Голова раскалывалась.

– Как это?

– Когда Менелай отыскал меня, я поняла, что счастлива последовать за ним. Умереть от его руки, если придется. Долгие годы я была илионской шлюхой, подложной женой Париса, виновницей беспрестанного кровопролития, и сердце огрубело – в любом смысле слова. Я стала грязной, черствой, пустой. Такой же, как все.

«Ну уж нет, Елена, – едва не вырвалось у него. – Говори что хочешь, но ты ни на кого не похожа».

– После смерти Париса, – продолжала красавица, – я вдруг осталась без супруга, без господина – впервые с тех пор, как была девчонкой. И вот эта глупая радость при виде троянского мужа – словно радость раба, который вернулся к привычным цепям и оковам. В ту ночь, когда ты нашел нас на башне, я мечтала лишь об одном – жить в городских стенах, совсем одной, не как жена Менелая или жена Париса, просто… Еленой.

– А я-то тут при чем? – поднял бровь Хокенберри. – Сказала бы прямо, что хочешь остаться, когда с моей помощью сплавила ахейца к брату в лагерь. Я бы куда угодно тебя перенес, только попроси.

– Вот поэтому и пришлось тебя убить, – глухо ответила женщина.

Хокенберри лишь нахмурился в ответ.

– В тот день я решила не связывать свою судьбу ни с кем из мужчин, только с городом… с Илионом, – произнесла Елена. – А не надеяться, что твои волшебные чары спасут меня даже тогда, когда державные Атриды разрушат Скейские ворота и подожгут священную Трою.

131