Олимп - Страница 219

219

«Мамочкаааа… быстрее, мамочка…»

Голос не унимался, и хотя днем супруга Хармана приучила себя не обращать на него внимания, спать он мешал. А уж этой ночью – точнее, в сумеречный предрассветный час, – все стало просто невыносимо.

Ада надела брюки, толстый свитер, обулась и, стараясь двигаться как можно тише, дабы не разбудить Эллу и прочих, вышла наружу. Как всегда, у главного костра кто-то бодрствовал, и по периметру нового частокола стояли дозорные. Однако женщина смотрела во тьму, сквозь безлюдное пространство, туда, где скрывалась Яма.

Тяжелые непроглядные тучи занавесили звезды и кольца; в воздухе пахло надвигающейся метелью. Ада с большой осторожностью пошла вперед. Главное – не наступить на своего товарища из тех, что предпочли ночевать под открытым небом, пошив себе теплые одеяла и спальные мешки. Шел всего лишь пятый месяц беременности, а будущая мать уже чувствовала себя толстой и неуклюжей.

«Маммаааааааааа!»

Как же она ненавидела этот голос! Нося под сердцем настоящее дитя, очень трудно было терпеть умоляющий, жалобный писк «подкидыша эльфов», долетающий из Ямы, пусть даже в виде мысленного эхо. Женщина только надеялась, что проклятый телепат не сумеет повредить развитию нервной системы ее малыша. Горячо надеялась.

«Мамочка, выпусти меня на волю, пожалуйста. Здесь, внизу, так темно».

Колонисты единогласно решили выставить у Ямы постоянную охрану. Сегодня ночью на страже был Даэман. Еще не успев разглядеть лицо, Ада узнала стройную, мускулистую фигуру с дротиковой винтовкой за плечом.

– Не спится? – шепнул мужчина, повернувшись к молодой кузине.

– Уснешь тут, – глухо посетовала она.

– Понимаю, – ответил Даэман. – Я всегда слышу, когда эта тварь тебя достает своими телепатическими сигналами. Тихонько, словно что-то щекочет мозг у затылка. Как услышу про «мамочку», так и хочется разрядить в эту тварь полную обойму дротиков.

– А что, неплохая мысль, – сказала Ада, расширенными глазами смотря на металлическую решетку, сваренную и привинченную к каменным краям над Ямой.

Крупную, тяжелую решетку взяли из старого резервуара неподалеку от руин Ардис-холла, и детеныш Сетебоса подрос уже настолько, что не мог просунуть подвижные стебли с ладонями в ее мелкие ячейки. Яма была мелковата – всего лишь четырнадцать футов глубиной, но зато ее вырубили в сплошной скале. И как бы чудовище ни старалось (рукастый и глазастый мозг достигал уже четырех футов в длину, при этом конечности с каждым днем заметно крепчали), ему не удавалось выдернуть сварные прутья из камня. Пока не удавалось.

– Мысль неплохая, – согласился мужчина. – Если забыть, что стоит прикончить эту тварь, как через пять минут на нас обрушатся двадцать тысяч войниксов, – прибавил он шепотом.

Ада вовсе не нуждалась в подобных напоминаниях, однако при последних словах Даэмана острее ощутила промозглый холод и тошноту.

Бесшумный соньер с разведчиками неторопливо кружил в туманной мгле. Каждый день приносил одни и те же неутешительные новости: войниксы держались на расстоянии от, возможно, последнего человеческого поселения на планете, образуя почти безупречный круг радиусом около двух миль, и число врагов угрожающе росло. Накануне, ближе к вечеру, Греоджи насчитал в голых лесах от двадцати до двадцати пяти тысяч мутно-серебристых тварей. С первыми лучами зари их могло оказаться намного больше. Враги прибывали. Это было так же верно, как тусклые зимние рассветы по утрам или как то, что надоедливый, вкрадчивый, скулящий голос из Ямы не остановится, покуда чудовище не выберется на свободу.

«И что тогда?»

Будущая мать содрогнулась. Она легко могла себе представить. Даже простое присутствие чужеродного существа омрачало дух колонистов… Жизнь и так давалась им нелегко: приходилось возводить и расширять маленькие палатки, лачуги, откапывать из-под руин уцелевшее, укреплять безнадежно крохотный бревенчатый форт, не говоря уже о заботах по добыванию пищи, – а тут еще мерзкое нытье этого выродка Сетебоса в головах.

Положение с едой все ухудшалось. Во время последней резни стада разбежались, после чего разведчики разглядели с кружащего соньера только гниющие туши на дальних полях и в зимних чащах. Войниксы перерезали всю скотину. Мерзлая почва если и позволяла надеяться на следующий урожай или жатву, то через много месяцев; консервы в подвалах особняка расплавились под его обугленными обломками, так что сорока восьми уцелевшим обитателям Ардис-холла оставалось полагаться лишь на своих товарищей, ежедневно отправлявшихся на охоту по двое, с дротиковыми винтовками. На расстоянии четырех миль от скопища войниксов крупная дичь почти не встречалась. Летать приходилось все дальше и дальше. При хорошей доле везения по вечерам над главным лагерным костром поджаривался либо олень, либо кабан, однако удача улыбалась охотникам не всегда, и радиус полетов продолжал возрастать, поэтому колонисты коптили мясо на будущее, вялили, солили, тратя бесценные остатки специй из кладовых, а потом без аппетита жевали однообразно невкусные припасы. Между тем войниксы продолжали прибывать, и настроение колонистов мрачнело изо дня в день, тем более что детеныш Сетебоса без устали запускал белесые склизкие щупальца телепатических мыслей в каждый измученный мозг. Даже по ночам. Люди жадно искали сна, как лесной добычи, а временное забытье точно так же избегало их.

– Еще несколько дней, – глухо сказал Даэман, – и, по-моему, он выберется из клетки.

219