«Превосходно, – подумал мужчина, потирая грудную клетку, словно еле видная тень, а это наверняка был признак рака, уже причиняла ему боль. – Ну и на кой мне вся эта информация? Мягко говоря, в наши дни лазарет не совсем доступен».
Другие функции оказались более полезными на ближайшее время. Несколько дней назад Харман обнаружил у себя дар «повторного воспроизведения», позволяющий пережить любое событие из прошлого, однако не как воспоминание, а «по-настоящему», то есть с абсолютной отчетливостью и с точностью до секунды, поскольку извлекается не из мозга, но прямо из протеинов. Мужчина уже девятикратно прокрутил в сознании первую встречу с Адой (надо же, а он и забыл голубое платье, в котором она была на той вечеринке), а также некоторые минуты их последней близости… тридцать с чем-то раз. Мойра стала даже отпускать шуточки по поводу его остекленевшего взгляда и пьяной походки. Она-то прекрасно знала, в чем дело; тем более ни термокостюм, ни верхняя одежда не скрывали естественной реакции организма.
Харману хватило ума догадаться, что функция вызывает привыкание и требует очень осторожного обращения, особенно во время пешей прогулки по дну океана. Зато мужчина вернулся к беседам с Сейви, дабы лучше понять, что она говорила о будущем, о кольцах и вообще о мире. Когда-то ее речи казались невразумительными, полными странной мистики, но теперь – после хрустального чертога – наконец обрели смысл. Мужчина искренне огорчился, узнав, насколько неполными сведениями располагала покойница и при этом столетиями пыталась улететь на кольца и потолковать с «постами», – а ведь она не подозревала ни о космических кораблях в Средиземном Бассейне, ни о правильном способе связаться с Ариэлем через личные связи логосферы Просперо.
Еще раз увидев Сейви словно живую, Харман осознал, насколько моложе лицом и телом выглядит ее копия, и одновременно постиг их необычайное сходство.
Мужчина продолжал перебирать остальные возможности. Ближняя, дальняя, общая сеть плюс функции факса и логосферы не отвечали. Похоже, работали только внутренние резервы, не связанные с планетарной системой спутников, орбитальных накопителей массы, передатчиками данных и так далее.
Интересно, почему же тогда отказала функция «глотания»? Харман всегда считал ее чем-то вроде медицинского наблюдателя, который и сейчас исправно действовал. Значит, это было неверное предположение? Хрустальный чертог никак не разъяснял данный вопрос.
– Мойра? – гаркнул мужчина.
И лишь теперь осознал, что гроза давным-давно миновала и шум утих, не считая далекого плеска волн. А еще – на Хармане оставалась дыхательная маска со встроенным микрофоном, поэтому бедная постженщина чуть не оглохла от его вопля в наушниках капюшона.
Стянув респиратор, избранник Ады вдохнул насыщенный аромат океана.
– Чего тебе, мистер Луженая Глотка? – негромко, с достоинством отозвалась Мойра из тонкого спального мешка.
– Если я применю тактильный обмен сведениями со своей женой, с Адой, когда вернусь в Ардис, то мой нерожденный ребенок тоже будет все знать?
– Считаем зачатых цыплят раньше осени, юный Прометей?
– Тебе что, трудно ответить, мать твою?
– Ну ладно, попробуй, – разрешила собеседница. – Разве эти параметры наизусть упомнишь? Лично я никогда не обменивалась информацией с беременными. Богоподобные «посты» вообще не в состоянии залететь – не помогало даже то, что мы все были женского пола. Поэтому попытайся, когда и если вернешься домой. Хотя постой, вроде бы функция подразумевала определенные защитные фильтры… Ты не сумеешь передать зародышу или ребенку вредные для него или для нее сведения – к примеру, момент ее или его зачатия. От подобной душевной травмы малыша придется лечить лет тридцать, а мы ведь этого не желаем, верно?
Оставив едкую насмешку без внимания, Харман в волнении потер подбородок. Прежде чем отправиться в путь, мужчина гладко побрился: десять месяцев назад, на орбитальном острове Просперо, он уже понял, как неудобно сидит термокожа поверх бороды. Однако уже сегодня позавчерашняя щетина колола пальцы.
– Вы ведь имеете все те же самые функции, которыми наделили нас? – произнес путешественник, только в самый последний миг потрудившись придать своему высказыванию вопросительную интонацию.
– Дорогуша, – проворковала Мойра, – ты нас держишь за дураков? Дали бы мы «старомодным» какую-либо способность, если сами ею не обладаем?
– Значит, у вас их еще больше, – заключил Харман. – Гораздо больше нашей сотни?
Двойница Сейви ему не ответила.
Далее тот, кого называли Прометеем, открыл у себя в клетках кожи целый комплекс из нанокамер и аудиоприемников. Визуальные и звуковые данные сохранялись в особых протеиновых связках. Кроме того, в теле обнаружились биоэлектронные передатчики – правда, с коротким радиусом действия, поскольку они работали на клеточной энергии, но их сигналы наверняка можно было где-то перехватить, усилить и передать на дальнее расстояние.
– Туринская драма, – вырвалось у мужчины.
– Ты о чем? – сонно спросила задремавшая было Мойра.
– Теперь я понимаю, каким образом вы – точнее, твои божественные сестрички-трансвеститы, – передавали репортажи из Илиона и как туринские пелены помогали нам их воспринимать.
– Ну… ага, – буркнула постженщина и вновь заснула.
Между прочим, отныне Харман уже не нуждался в туринских пеленах для получения подобных передач. Он мог бы поделиться любыми своими ощущениями с любым человеком, который пожелал бы подсоединиться к потоку данных.