Олимп - Страница 74

Красные пятна, разводы и отпечатки вели с террасы в общую гостиную, а оттуда – в большую столовую: Марина обожала принимать гостей именно там, за длинным столом из красного дерева. Даэман дождался нового всполоха (тучи отползали на восток, так что промежутки между молнией и раскатами грома все больше затягивались) и, вскинув оружие на плечо, тронулся по багровым следам.

Три вспышки подряд позволили увидеть все до мелочей. Тел как таковых по-прежнему не было. Зато на двадцатифутовой столешнице, вздымаясь чуть ли не до потолка, то есть на целых семь футов над головой вошедшего, белела пирамида из сотни черепов. Казалось: это всего лишь призраки, оставшиеся на сетчатке после ярких разрядов. Дюжины провалов-глазниц уставились мужчине прямо в душу.

Опустив самострел и защелкнув предохранитель, Даэман осторожно приблизился. От крови все в комнате потемнело, и только стол оказался девственно чист. Перед оскалившимися мертвыми головами, точно посередине, лежала бережно расправленная старая туринская пелена.

Мужчина забрался на кресло, в котором обычно сидел, обедая с мамой, и наступил на роскошную столешницу. Теперь острый конец пирамиды очутился у него перед глазами. Вспышки уходящей грозы сверкали на остальных черепах, начищенных добела, без единого следа плоти, – но верхний немного от них отличался. На затылке мертвой головы и сзади, чуть пониже – чудилось, тут поработал виртуозный парикмахер, – вилось несколько рыжих прядей.

Такие волосы были у самого Даэмана. И еще – у его матери.

Он соскочил со стола, распахнул остекленную стену, неверным шагом вышел на террасу, перегнулся через перила – и тут же изверг содержимое желудка прямо в красный, исполненный лавы зрачок исполинского Кратера. Потом его снова вывернуло, и еще, и еще, и потом еще несколько раз, хотя в животе уже ничего не оставалось. Тяжелый арбалет выпал из ослабевшей руки на пол. Наконец мужчина умылся и прополоскал рот над медным тазом, подвешенным на декоративных цепях для купания птичек, после чего рухнул на пол, прислонившись к бамбуковым перилам и безучастно глядя в комнату через открытые стеклянные створки.

Молнии полыхали все реже и постепенно тускнели, однако алое зарево Кратера нещадно высвечивало изогнутые кости черепов. И рыжие локоны.

Девятью месяцами ранее кузен Ады разрыдался бы, как тридцатисемилетний мальчишка – впрочем, почему как? Теперь, хотя желудок обжигала боль, а в груди сжимался черный кулак неведомой прежде ярости, он постарался размышлять трезво.

В том, кто или что подстроило увиденный кошмар, сомневаться не приходилось. Войниксы не питались жертвами и тем паче не уносили трупов. Мерзкие создания творили зло без разбора и без всякого порядка. Нет, это послание для Даэмана, оставить которое способно лишь одно из порождений тьмы. Всех до последнего жителей обиталища прикончили, обсосав их кости, словно рыбьи остовы, а мертвые головы сложили в груду только ради того, чтобы весть дошла по адресу. Судя по запаху свежей крови, ужасное случилось считанные часы назад, если не раньше.

Не торопясь поднимать арбалет, мужчина встал на четвереньки, медленно поднялся на ноги, вытер замаранные ладони, зашел в большую комнату, обогнул длинный стол, наконец, взобрался на него и снял материнский череп. Руки тряслись. Плакать совсем не хотелось.

Люди лишь недавно узнали, как погребать своих мертвецов. За последние восемь месяцев в Ардис-холле скончались семеро: шестерых убили войниксы, а еще одну девушку за ночь унесла таинственная лихорадка. «Старомодные» земляне еще не догадывались, могут ли они заражаться друг от друга.

«Может, забрать ее отсюда? Устроить похороны у дальней стены – на месте, которое выбрал Никто для нашего кладбища?»

Нет. В мире, полном факс-узлов, Марина более всего была привязана к этому обиталищу и Парижскому Кратеру.

«Но не бросать же маму здесь, подле прочих, – нахмурился сын. – Где-то среди них лежит негодяй Гоман».

И мужчина вернулся на террасу. Ливень разошелся еще сильнее, а вот ветер поутих. Целую минуту Даэман стоял у перил террасы, подставив лицо прохладным струям, которые продолжали отмывать и без того чистый череп. Затем выронил материнскую голову и проследил за ее долгим падением. Когда крохотная белая точка исчезла на фоне багрового ока, он поднял арбалет и тронулся в обратный путь: большая столовая, общая гостиная, прихожая, коридор…

Тут мужчина застыл. Не потому, что услышал какой-то звук: дождь барабанил так сильно, что даже аллозавр незаметно подкрался бы среди такого шума. Нет, кузен Ады понял: он что-то забыл.

«Что?»

Назад, в столовую. Дюжины мертвых голов укоризненно уставились на гостя. «Но что я мог поделать?» – безмолвно спросил он. И черепа беззвучно отозвались: «Разделить наш удел». Избегая смотреть в пустые глазницы, Даэман схватил туринскую пелену.

Убийца оставил ее не случайно. Не зря же во всех жилищах башни лишь эта повязка со вшитой микросхемой и стол оказались не запачканы кровью. Засунув игрушку в карман куртки, гость наконец покинул обиталище матери.

На лестнице, что вела к эспланаде, царила тьма, нижние пятнадцать этажей были еще мрачнее, однако Даэман не поднимал самострела. Если он или оно притаилось в кромешной мгле, так тому и быть. Еще неизвестно, чья возьмет, когда человек пустит в ход когти, зубы и бешеную ярость.

Но драться ни с кем не пришлось.

Мужчина невозмутимо шагал под проливным дождем по самой середине просторного бульвара; до цели оставалось полпути, когда за спиной раздался скрежет и грохот.