– Выходит, маг тебя спас, – проговорил Харман.
– Выпустил, но взял клятву – служить ему верой и правдой. – Тонкие, бледные губы существа чуть искривились. – Те же двенадцать раз по двенадцать лет.
– И что было дальше? – спросил молодой человек.
– А что мне оставалось делать?
– Ты и сейчас ему служишь? – уточнил супруг Ады.
– Сейчас – ни смертному, ни магу.
– Когда-то и Калибан работал на Просперо, – произнес Харман, стараясь припомнить все, что говорила Сейви, и все, о чем твердила голограмма старого мага на орбитальном острове. – Вы не знакомы?
– О, еще бы, – отозвался (или отозвалась) Ариэль. – Он груб и страшен, я не люблю встречаться с ним.
– Тебе известно, вернулся ли Калибан на Землю? – продолжал гнуть свое девяностодевятилетний, сожалея, что Даэмана нет рядом.
– Не хуже, чем вам. – Существо подмигнуло. – Он возмечтал обратить всю планету в свое болото, полное вонючей жижи, а небосвод – в пещеру ледяную.
«А небосвод – в пещеру ледяную…» – повторил про себя мужчина. Вслух же сказал:
– Получается, этот Сетебос и Калибан – сообщники?
– Ну да.
– А мы тебе зачем понадобились? – заговорила вдруг Ханна, наконец обратив прекрасный, по-прежнему затуманенный грустью взгляд на воплощенного духа.
И тут Ариэль запел (или запела):
Ем и пью с того стола,
Где нектар сосет пчела,
И постель моя мягка
В желтом венчике цветка.
На нетопыря вскочу,
Вслед за летом улечу.
Весело, весело я заживу,
Навек вернувшись в цветы и листву.
– Да эта тварь помешана, – разозлился Петир и, резко поднявшись, подошел к изогнутой прозрачной стене, выходящей на мост.
Три войникса тут же прянули к нему, однако наткнулись на невидимое защитное поле и скатились вниз. Правда, один из них вонзил пальцы-клинки в бетон, что ненамного замедлило падение. Остальные уже исчезли далеко под облаками.
Аватара негромко засмеялась, потом заплакала.
– Наш общий дом, Земля, находится в осаде. Война явила свой жестокий лик. Сейви погибла. Одиссей умирает. Сетебос, не дрогнув, уничтожит все, что составляет мою суть и мой исток, все, что мне предначертано защищать. «Старомодные» люди передо мной – не то враги, не то союзники. Я выбираю второе. А вашего мнения никто не спрашивает.
– Так ты поможешь нам победить войниксов, Калибана и этого самого Сетебоса? – просиял Харман.
– Напротив, это вы окажете мне услугу.
– Какую? – спросила Ханна.
– Для вас у меня найдется три поручения. Во-первых, вы ведь явились искать оружие?
– Да! – хором откликнулись трое.
– Те, кто задержится здесь, найдут все, что требуется, в потаенном чертоге в нижней части южной башни за старыми, сдохшими компьютерами. На мутной зеленой стене увидите круг со вписанным в него пятиугольником. Скажите просто: «открыть», и попадете туда, где хитроумный грек и бедная Сейви, мир ее праху, прятали невинные игрушки Потерянной Эры.
– Что значит: «Те, кто задержится»? – нахмурился Петир.
– Один из вас троих вернется на соньере в Ардис, покуда тот еще не пал под неприятельским напором, – продолжал воплощенный дух. – Второму должно здесь остаться, чтоб оказать поддержку Одиссею, буде тот не преставится, ибо секрет Сикораксы ведом лишь ему – мужу, однажды разделившему с ней ложе и навсегда переменившемуся после того, как и все, кому довелось вкусить ласки голубоглазой ведьмы. А третий последует за мной.
Путешественники растерянно переглянулись. Немилосердные потоки дождя за стеклом наполняли сумеречную комнату холодным подводным мерцанием. Казалось, люди стоят на морском дне или видят друг друга сквозь толщу зеленоватого стекла.
– Останусь я, – сказала Ханна. – Я и так не собиралась никуда улетать. Когда Одиссей очнется, кто-то же должен быть рядом.
– А я возвращаюсь в Ардис, – потупился муж Ады, сгорая от стыда за собственную трусость.
Плевать на все. Ему нужно в Ардис, к любимой жене.
– А я иду с тобой, Ариэль, – вызвался молодой человек, шагая к изящной фигурке.
– Нет, – отрезала аватара.
Товарищи вновь обменялись недоуменными взглядами, ожидая дальнейших объяснений.
– О нет, если кто и отправится со мною, то это будет Харман. Я повелю, и соньер сам доставит Петира обратно, хотя и не столь быстро, хватит и половины прежней скорости. Летучая машина уже дряхлеет, не годится пришпоривать ее без нужды. Но Харман идет со мной.
– Почему это? – взвился мужчина.
Что за бред? Никуда они его не затащат. Он возвращается домой, к Аде, и точка.
– Поскольку тебе суждено расстаться с жизнью, – изрек воплощенный дух. – Мало того: в твоих руках судьба твоей супруги и младенца. Ну а жребий отца и мужа предрешен.
Тут существо воспарило над полом и невесомо проплыло над головами гостей, потом замерло в шести футах над крышкой стола, не сводя пристального черноокого взора с лица девяностодевятилетнего, и вновь запело:
Наш Харман спит на дне морском,
Он тиною затянут,
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Чу! Слышен похоронный звон!
Дин-дон, дин-дон!
Морские нимфы, дин-дин-дон,
Хранят его последний сон.
– Нет, – покачал головой мужчина. – Простите, но… нет.
Петир вскинул боевой лук и натянул тетиву.
– Уж не собрался ль ты стрелять в нетопырей? – сладко улыбнулся или улыбнулась Ариэль, взмывая еще на двадцать футов, словно плывя по воздуху, пронизанному зеленоватым свечением.